О работе сотрудников КГБ-ФСБ, которые курировали предприятия авиакосмического машиностроения в Куйбышеве-Самаре, много десятилетий говорить вслух было не принято - точно так же, как сейчас не принято говорить отом, что есть такая важнейшая, сточки зрения государственных интересов, сфера деятельности. Однако работа такая была, есть и будет, и выполняют ее незаурядные, интересные люди.
Юрий Иванович Дерябин работал в Куйбышевском управлении КГБ по Самарской области. В начале 70-х годов он сумел разрешить немало конфликтных ситуаций, которые, как и на любом производстве, в любом коллективе, случались и там, на переднем крае нашей космической индустрии. Потом Дерябина перевели работать в Калиниград-Королев, и он отвечал, в частности, за безопасность экипажей, которые готовились по программе "Союз"-"Аполлон". Юрий Иванович постоянно входил в состав группы, которая выезжала на место приземления пилотируемых спус-каемых аппаратов. Он был одним из тех, кто первым подходил к приземливше-муся "шарику". Подполковник Дерябин отвечал за эвакуацию космонавтов, забирал у них личное оружие и бортовую документацию. Словом, обычные , рутинные действия -но это лишь в случае штатной ситуации. Однако посадка корабля "Союз-23", который стартовал 14 октября 1976 года и уже на вторые сут-ки, 16октября, вернулся наЗемлю, была исключительно трудной.

Об этой памятной ночи рассказал человек, который не один год вместе с Дерябиным отвечал за благополучное завершение полетов - полковник Иосиф Викторович Давыдов.
В работах, связанных с подготовкой пилотируемых полетов советских космонавтов, Иосиф Викторович принимал участие с 1960 года. Тогда он готовил для первых экспериментальных полетов самолет-лабораторию Ту-104, на борту которого в ходе особого режима полета создавалась реальная невесомость - на 35-38 секунд. С января 1963 года стал работать в Звездном городке - под его руководством на тренажере "Волга" будущие участники космических полетов отра-батывали процессы маневрирования, сближения и стыковки космичес-ких кораблей. В 1968 году перешел работать, а потом и возглавил отдел с очень длинным названием: "Отдел средств аварийного спасения, приземления, поиска, эвакуации и под-готовки космонавтов к действиям в экстремальных условиях после вынужденной посадки в различных климато-географических зонах". В 1991 году полковник И.В. Давыдов ушел в запас и сейчас является председателем центрального совета Общественного международного благотво-рительного фонда поддержки российской космонавтики.

Эвакуация экипажа космического корабля "Союз-23" с места посадки, а точнее приводнения в озеро Тенгиз-одна из многих нештатных ситуаций, которыми богата история отечествен-ной космонавтики. Иосиф Давыдов: "Можно сказать, что полет Вячесла-ва Зудова и Валерия Рождественского был от начала до конца нештатным. На-чать с того, что к тому времени, когда их привезли на старт, система аварийно-го спасения (САС) была еще недозап-равленной. Они сидели в корабле и ждали, когда кончится заправка. Потом поднялся ветер. Когда запустили дви-гатель, машину стало так раскачивать, что датчики горизонта могли зашкалить, и тогда сработает система аварийного спасения.
Но все-таки обошлось, ракета пошла со старта нормально. Когда корабль вышел на нужную орбиту, с помощью команде Земли его дотягивали, чтобы они вышли на визуальную видимость корабля стыковки. При подходе отказала система "Игла". Ручное причаливание возможно с 1200 метров по сигнальным огням. А они были на расстоянии более двух километров. В результате экипаж потерял станцию. Попытались развернуться - тоже не получилось. Когда поняли, что рабочее тело израсходовано на маневры, было принято ре-шение сажать корабль.
Сажать надо было быстро - прошло уже двое суток полета, а регенераци-онные патроны космического кораб-ля могли жить еще трое суток, не бо-лее. Дальше - кислородное голодание. Поэтому был нерасчетный вариант -сажать ночью. Тогда было три полигона посадки -карагандинский, кустанайский и арка-лыкский. Выбирали один из трех, в за-висимости от витка и условий погоды. А в тот день по всем трем полигонам пошел циклон, началась пурга. Приняли решение: сажать в районе Аркалыка.
Но опять все сработало не так, как нужно. В нашу группу в Аркалык прилетел из Москвы Андриян Николаев, сообщил о том, что полет прекращается и будет досрочная посадка. И дальше начались проблемы уже на Земле. Когда на спускаемом аппарате сработали двигатели торможения на спуск, наша группа на вертолетах полетела из Аркалыка в расчетную точку. Стали подходить к месту ожидаемой посадки- уже начиналась пурга, "молоко"-туман, ветер. "Сверху" сообщили, что у спускаемого аппарата перелет от расчетной точки на 121 километр. Мы полетели в точку, где радиокомпас показывал на маяк. Там уже пурга, ветер сильный, минус 20-22 мороза. Выходим наточку. Пришлось выключить фары, потому что из-за их света образовывался матовый экран и в этом случае летчики теряли ориентировку. Подошли и поняли, что мы находимся надозером Тенгиз. Никто не ожидал,что посадка будет на озере. Спускаемый аппарат сел примерно на его середине И оказался от всех берегов на 3-4 километра. Там шуга, озеро уже подмерзло. А не замерзло лишь потому, что вода в нем горькосоленая. И вот плавает эта каша ледяная... Мы с экипажем довольно долго поддерживали связь. Они успели сказать, что вместо воздуха через "дыхалки" идет вода, что они выполнили все мои распоряжения - сняли ска-фандры, надели теплозащитные костюмы, гидрокостюмы, готовы покинуть аппарат, но люк на две трети находится в воде.
Тут оказалось, что я - единственный человек на борту вертолета, у которого есть гидрокостюм. Я оделся, вылез на обрез люка, чтобы меня попытались спустить, но из-за снежных зарядов верто-лет сильно болтало. К тому же только по проблесковому маяку точно зависнуть было невозможно. И вообще не отрабатывался такой вариант - зависание в условиях ночи, да еще и пурги. И коман-дир полка, оченьтолковый, грамотный вертолетчик, повиснуть не мог Но думаю, что если бы он повис, а я спустился, то космонавтов я бы не вытащил и сам, скорее всего, не вернулся.
Висеть долго нельзя. Пошли на круг Ходили-ходили, пока не выработали все горючее. Точно так же ходили другие вертолеты. Потом сели на берегу озера - никто не смог выполнить зада-ния. Потом нашелся такой капитан Чер-навский, которыйсняллодкусМи-6. Его команда и еще одна - на двух лодках -поплыли по этой шуге. Но одна лодка - на ней было четыре человека - застряла во льдах, их прихватило морозом. А Чернавский дошел до спускаемого аппарата, перестучался с ребятами и закрепился.
Вытащить космонавтов он, естественно, не мог, потому что к этому времени из-за срабатывания па-раблока запасной парашютной систе-мы основной купол отстрелился, а запасной- нет. Он вывалился, пошел на дно, как якорь, опрокинул спускаемый аппарат, антенны нырнули в воду. Космонавты закрыли дыхательные вентиляторы, потому что вместо воздуха вентиляторы стали бы засасывать воду. И доступ забортного воздуха практически прекра-тился. А капитан Чернавский сидел рядом с аппаратом и замерзал в лодке. И все это тянулось до утра. Горючки уже ни у кого не было, летать некому. Мы сидели на берегу, нашли какие-то старые покрышки, подожгли.
Потом в предутренней мгле появились вертолеты -подошли с карагандинского полигона, заправленные. Один из вертолетов подсел к нам, в состав оперативно-технической группы. С ним прилетел Альберт Пушкарев-уникальный репортер ТАСС. Взлетели, подошли. И тут-то мы увидели, что произошло. Ночью мы не понимали, почему они задыхаются, почему не открыты вентиляционные отверстия. Но когда ночью прекратилась связь, стало понятно: идет уже удушье, и надо приниматьэкстренные меры. Мы повисли на вертолете над ними, спустился солдат-водолаз и сообщил, что аппарат на две трети погружен в воду. Это мы и сами увидели - уже было светло, часов восемь утра. Предложили ему закрепить капроновый фал, с помощью которого можно было бы буксировать спускаемый аппарат, пото-му что вытащить космонавтов и поднять на борт вертолета было практически невозможно. Спустили еще две лодки. Результат нулевой, потому что надо махину из трех тонн поднять! Тем более, что люк парашютного контейнера запасной парашютной системы был заполнен водой. Впоследствии по моему требованию туда была помещена вытеснительная емкость, непозволяющая воде войти и изменить устойчивость корабля. Я предложил Николаю Васильевичу Кондратьеву, командиру вертолета (он же начальник карагандинского спасательного комплекса): - Коля, надо буксировать.
Он говорит: - Нам запрещено буксировать спускаемый аппарат
Я говорю: -Ты понимаешь, что они задыхаются?
- Я понимаю, но я не имею права нарушать инструкцию.
Я снова: - Коля, незадолго до этих событий я был на очередных испытаниях, и мы точно такую же буксировку проводили, но не успели внести исправления в документацию.
-Я не могу на такое пойти.
- А кто тебе может приказать?
- Вот висит инструкция, подписанная генерал-лейтенантом Кирсановым, что на борту военного воздушного судна командиру никто не имеет права приказывать, независимо от воинского звания. Решение принимаеттолькоон один.
И он обращается к Олегу Гудкову (это правый летчик был), вызывает борттехника, вызывает врача в кабину и говорит: - Подполковник Давыдов мне приказывает..
Я говорю: - Приказать я тебе не могу, я тебя умоляю и прошу. Если мы сейчас не примем решения по буксировке, они погибнут.
- Что я должен делать?
- Со скоростью 7 километров нужно буксировать спускаемый аппарат
Превысим скорость - значит, выбьет льдом и водой люк и утопим их. Я называю вещи своими именами.
Надо сказать, что величайшее мастерство проявил Кондратьев! Держать вертолет на скорости 7 километров в час- в таком режиме перегрев двигателя мог создать новую проблему. Но Николай Кондратье втащил...
И тут нас подстерегала следующая беда. Когда мы начали буксировать спускаемый аппарат, из воды вытащило парашютную систему и 1600-метровый купол наполнился воздухом. Последовал резкий рывок, и мы почувствова-ли, что сейчас упадем вТенгиз.
И опять нас всех спасло мастерство Кондратьева. Он сумел выхватить ма-шинуизпадения.итеперьуже, преодолевая напор парашюта и одновременно буксируя, мы стали потихоньку приближаться к берегу.
Аппарат вытащили на сухую точку, поставили вертикально, чтобы удобно было доставать оттуда космонавтов, а вертолет сел в стороне.
К тому времени, когда я прибежал из вертолета, Зудов и Рождественский, замерзшие, одетые в летное меховое обмундирование, лежали на носилках. Ко мне подбежал Альберт Пушкарев: "Неужели они такими дохляками останутся в истории? Поставьте их к спускаемомуаппарату!"
Врачи, естественно, были против этого, но я сказал: "Зудов и Рождественский, выдолжнысдатьмне документацию, коды и все остальное".
Пушкарев их поставил к спускаемому аппарату, а я залез в люк и начал по-давать документацию. И остался кадр, где зафиксировано: космонавты стоят возле аппарата, а я в это время вылезаю из люка, и виду меня похуже, чем у спасенных. Затем их эвакуировали. Мы все перемерзли. Я один-единствен-ный сел в вертолет Кондратьева, кото-рый был заправлен. Туда мы и затащи-ли Зудова и Рождественского. Когда прилетели в Аркалык, там стоял наш Ту-134 из Центра подготовки космонавтов. Мы туда перебрались и полетели на космодром.
Прибыв на «Байконур», я понял: у меня может быть очень тяжелое воспаление легких. У меня была фляжка, оставшаяся как память об экипаже "Союза-11", о Жоре Добровольском, а в ней спирт. Я влез в очень горячую ванну и сидел в ней, пока не стал красный как рак. Потом хватанул стакан спирта, закутался в одеяло. Сердце у меня тогда было в порядке, и я уснул. Очнулся часов через 8. Пошел на весы и увидел, что потерял 9 кг Воспаление легких я не получил. Но схватил нейродермит, руки у меня начали покрываться коростой. А капитана Чернавского хотели потом отдать под суд за то, что он бросил, как командир вертолета, машину. Я уговорил Славу Зудова, он выступил по радио и телевидению и сказал: «Спасибо тебе, капитан Чернавский, твоя моральная поддержка очень помогла нам, когда ты всю ночь был рядом с нашим аппаратом и с нами перестукивался. Хотя ты нам не мог помочь, но ты нас морально поддержал». Это, собственно, спасло Чернавского от взыскания. Но после этой ночи ему пришлось ампутировать два пальца, у него были обморожены уши и нос. И те четверо, которые пошли на второй лодке, тоже очень перемерзли. А подполковник госбезопасности Юра Дерябин застудил лимфосистему и через некоторое время умер...
Вспоминает Валентина Николаевна Дерябина, жена Юрия Ивановича: "Он вошел в квартиру, прислонился к двери и шага сделать не может, а по лицу текут слезы. Надо было знать Юру, какой он терпеливый, а тут плакал... Там, наТенгизе, он отдал кому-то свою меховую одежду, а сам перемерз. Потом он бо-лел два года, спасти его не смогли. Когда он умер, нашему сыну было всего 11 лет Я его поднимала одна..."
Конечно, очень хотелось бы сказать, что Юрий Иванович Дерябин, выполняя свои должностные обязанности, по которым он отвечал за жизнь и здоровье членов космического экипажа, отдал свой меховой комбинезон кому-то из героев-космонавтов. То есть, пожертвовал свом здоровьем, своей жизнью, но долг исполнил. В ту ночь подполковник Дерябин просто пришел напомощьтому неизвестному человеку, который в тот момент в его помощи нуждался... И именно в этом и была суть характера нашего земляка. Прошло с того времени двадцать с лишним лет, но и в Самаре, и в Короле-ве, и в Звездном городке люди помнят подполковника Дерябина...