Я работал в третьем отделе, начальником которого был С.П. Королев, потом был К.Д. Бушуев, затем С.С. Крюков. Когда организовали отдел баллистики, начальником был С.С. Лавров. Через несколько лет он ушел, и я стал начальником баллистического отдела. Работал в нем до ухода на пенсию. Теперь по существу. Мне немножечко не понравилось то, что сегодняшние наши обсуждения больше чем наполовину выглядели похожими на отчетный доклад группы Тихонравова. Мы собрались не совсем по этому поводу. Кроме того, я думаю, что нужно от такой научности нашего общения немножечко отойти и рассказать о других вещах. Я воспринял эти чтения как приглашение поучаствовать в обсуждениях, связанных с нашими воспоминаниями о тех временах, о тех людях, событиях, а не как научный семинар.
Надо сказать, что ракета Р-7, на которой мы запустили первый спутник, была первой двухступенчатой ракетой вообще в нашей практике. Ее разработка шла достаточно интенсивными темпами с очень большим количеством участников. Я работал, как уже сказал, в подразделении, связанном с баллистическими расчетами и с проведением точных баллистических расчетов, которые обычно
предшествуют запуску спутника. Первая группа наших расчетов обеспечивала запросы проектантов по выбору и обоснованию основных проектных параметров самой ракеты. Эта работа была очень трудной и очень сложной. Почему? Потому что надо было проанализировать двухступенчатую ракету, определить ее основные параметры. А таких параметров в двухступенчатой ракете как минимум восемь. И если каждому параметру придать хотя бы пять значений и попробовать сочетание всех этих параметров вместе, получится восемь в пятой степени вариантов. Это очень большое количество. Кроме того, когда оценивается возможность такой ракеты по каждому из этих вариантов, нужно сделать как минимум пять итераций траекторных, т.е. выбрать оптимальную траекторию, и количество расчетов увеличивается еще в пять раз. Таким образом, получается, что для выбора этих проектных параметров надо было провести двести-триста тысяч расчетов. Это очень много. В то время у нас не было никаких быстродействующих электронно-вычислительных машин. Все расчеты проводились только вручную девочками молодыми, техниками, расчетчиками на обычных механических машинах, привезенных в 1946 г. из Германии, типа «мерседес» и «рейнметалл». Вот на этих машинках, а в нашем представлении это было вообще чудо техники, потому что до этого мы считали или на логарифмической линейке, а точности линейки не хватает, или на арифмометре «Филипс». Но даже на таких машинках опытные расчетчики в зависимости от сложности расчетов, от сложности тех дифференциальных уравнений, которые надо было интегрировать, укладывались, вернее, должны были укладываться в срок от одного до трех-четырех дней на одну траекторию. У нас было человек десять-двенадцать таких расчетчиков. Тысячи траекторий мы не могли рассчитать с их помощью. Шла интенсивная работа по поиску новых, приближенных методов расчета, которые ускоряли бы нашу работу. В это время у нас появился очень хороший союзник-смежник — это ребята из группы М.В. Келдыша. М.В. Келдыш тогда работал в математическом институте имени В.А. Стеклова. И вот сотрудники этого института Д.Е. Охоцимский, Т.М. Энеев — молодые тогда сотрудники, а ныне академики — создали методику, которая здорово облегчила наши расчеты. Мы и сами кое-что придумали. Тогда мы начали справляться с тем большим объемом работ по проектированию носителя, который было необходимо сделать. Одной из расчетчиц была Людмила Георгиевна Решетнева, жена академика Михаила Федоровича Решетнева. Она, тогда молодая девочка, работала с нами, баллистиками, проводила эти расчеты, а потом помогала мужу при создании ракетного центра в Красноярске. После проведения таких проектных расчетов, перед летными испытаниями, надо было спроектировать эти траектории. Я говорю: «Спроектировать траектории». Речь именно шла о проектировании таких траекторий и, кроме того, о необходимости рассчитать все данные для приборов системы управления. В то время на таких приборах, как «Гирогоризонт», для задания ракете необходимой программы по тангажу использовались кулачковые механизмы. Так вот, эти кулачковые механизмы надо было рассчитать. В то время официальные отношения между предприятиями, Главными конструкторами, сотрудниками были совершенно не такие, как сегодня. Мы работали в дружной компании, друг другу полностью доверяли. Я вспоминаю один случай, когда срочно нужно было выполнить работу, и Сергей Павлович направил нас к Н.А. Пи- люгину и В.И. Кузнецову для того, чтобы мы с их сотрудниками вместе провели все эти расчеты, нарисовали бы на кульмане все профили этих кулачков и тут же отправили бы в цех. Для подкрепления нашей группы Сергей Павлович даже попросил войти в нее академика А.Ю. Ишлинского, который присутствовал при всем процессе. Нам удавалось сделать эти работы достаточно быстро, ответственно и дружно.
Расскажу вам еще об о'дном достаточно любопытном случае. До пуска первого спутника оставалось немного времени, я думаю, недели две. Вызвал меня Сергей Павлович и сказал, что возникли у нас затруднения по пуску спутника. Срочно необходимо обосновать безопасность такого пуска при возвращении второй ступени на Землю после торможения в атмосфере: «Я договорился с Келдышем, езжайте туда, с их сотрудниками подготовьте необходимую техническую справку». Хоть это было и не по нашей специ- альности, но мы должны были уметь делать вообще все. Пришлось туда поехать. В нашем распоряжении были только несколько остатков последней ступени ракеты-носителя, которую запустили перед этим на Камчатку. Это боевая ракета. Мы посмотрели, обследовали эти части, увидели, что действительно что-то упало из космоса. Никакими расчетными методами для таких анализов никто в Союзе еще не обладал. Таких методов просто не было. В этих работах опять же участвовали Д.Е. Охоцимский и Т.М. Энеев. Я помню, мы очень долго с Энеевым Тимуром Магометовичем во- зились с этим вопросом. Что значит долго? В течение одного или двух дней. Экстраполировали условия входа в атмосферу, которые были на Камчатке, к тем, которые ожидались после выведения на орбиту спутника. Затем посчитали, какова вероятность падения на разных витках на сушу и на водную поверхность. К нашему счастью оказалось, что вероятность падения на водную поверхность значительно выше, чем на сушу. Еще какие-то домыслы придумали составили справку, Сергей Павлович одобрил ее. Я не знаю, была ли эта справка единственной. Думаю, что нет. Полагаю, что еше кто-то такие материалы готовил, но все кончилось благополучно. Разрешение на полет первого спутника было дано.
Представитель нашей организации присутствовал в баллистическом центре. Этот центр был в НИИ-4. После запуска спутника, после того как все по сигналам «бип-бип» узнали, что спутник летает, прошла еще пара витков, и только после этого с помощью внешних траекторных измерений удалось определить параметры орбиты. Этими работами тогда руководил Павел Ефимович Эльясберг. Он назвал параметры орбиты, и мы все страшно обрадовались: параметры орбиты оказались даже лучше, чем мы ожидали. Для нас это событие было завершением очень трудной, сложной работы, но мы не воспринимали эту нашу работу, как нечто эпохальное, как потом написали в газетах. Мы просто устали очень, но уставшие и довольные вернулись домой спать. Вот такие у меня впечатления остались от запуска первого спутника.
И еще, если разрешите, я хотел бы несколько слов сказать не о запуске первого спутника, а о несколько ином. К сожалению, в последнее время в печати, на телевидении, в общем, в средствах массовой информации появились какие-то материалы, которые, я бы сказал, то ли фальсифицируют историю, то ли спекулируют на тех событиях. Это мне очень не нравится. Я вам расскажу о нескольких таких случаях. Года два тому назад у нас в Подлипках, в Королеве, в нашей местной газете появилась довольно большая статья о том, что якобы американцы не высаживались на Луну. Приводился довольно длинный перечень аргументов по этому поводу, якобы доказывающих правоту авторов такого сообщения. С какой целью это делается, совершенно непонятно. Если бы это было в каком-нибудь Другом городе, я бы махнул рукой, но это же в городе, в нашем наукограде Королеве, на родине нашего спутника и наших всех космических достижений. Или вот совсем недавно появляется статья о том, что, оказывается, опровергнут закон Ньютона и спутники летают по орбите по инерции независимо от закона притяжения Ньютона. К этому ряду я мог бы отнести еще довольно большую статью, полосу в «Известиях». Там написано, что истинным отцом нашего национального российского спутника является Михаил Клавдиевич Тихонравов. Михаила Клавдиевича Тихонравова я очень Уважаю. Это человек высокой культуры, большой эрудиции. Я с ним много работал не только в нашем КБ, мы вместе читали лекции в авиационном институте в течение многих лет. Его роль в работах по спутнику весьма велика, но все-таки он был руководителем только одного из целого ряда направлений этих работ, инициатором, вдохновителем и организатором которых в целом был Сергей Павлович Королев, взявший на себя всю ответственность за осуществление этого исторического эксперимента. Такие перехлесты, мне кажется, ни к чему. Люди, которые стояли у истоков этого дела, по моему мнению, должны реагировать на такие вещи.